Чаша страдания - Страница 125

125

Журналистка называла ее «великой дочерью русского народа». Был напечатан указ о награждении Тимашук орденом Ленина «за помощь в разоблачении врачей-убийц». Боря Ламперт передавал сведения из передач «Голоса Америки»:

— Представляете, оказывается, настоящее еврейское имя этой журналистки Татьяны Тэсс — Толда Левенбук.

Руперт Лузаник поражался:

— Как, она сама еврейка? Как же она выступает против евреев?

Саша Кальмансон прокомментировал:

— Что ж, среди евреев тоже есть немало предателей — спасают свою шкуру.

В следующих номерах газет появились стихи и поэмы о Лидии Тимашук, в них ее даже назвали «русской Жанной д’Арк». Виктор, усмехаясь, говорил:

— Ну и сука эта Тимашук! Если она по своей дурости не понимала, что в лечении правильно, а что неправильно, то логично было бы попросить других профессоров помочь разобраться. Нет, вместо этого она обратилась в КГБ. Для доноса — куда же еще? Наша Жанна д’Арк сука и есть!

* * *

Тем временем в ЦК подготавливалось письмо в газету «Правда», его должны были подписать евреи — видные деятели советской культуры и науки, генералы. Письмо было написано самим Сталиным или при его участии. Вот его подлинник:

«Советская власть дала евреям широкие возможности проявить свои способности во всех сферах, но презренные уроды отплатили нашему щедрому государству несказанным вероломством. Поэтому нижеподписавшиеся объявляют свое полное отделение от подобных элементов и требуют для них самого сурового наказания. Мы призываем советское руководство оградить предателей и безродных космополитов еврейского происхождения от справедливого народного гнева и поселить их в Сибири».

В феврале 1953 года Сталин отдал секретный приказ строить четыре новых концентрационных лагеря: в Казахстане, в Сибири и два — за Полярным кругом.

Для подписания коллективного письма в ЦК одного за другим вызывали евреев с крупными заслугами и громкими именами и предлагали подписать его. Отказываться было опасно, можно было попасть в число осуждаемых. Подписывали почти все, но все-таки некоторые отказывались. Академик Зельдович, видный физик, один из создателей ядерного оружия, который выбился в люди из бедных еврейских мальчишек, сказал:

— Я еврей, и судьбы еврейского народа мне дороги. Если хотите, я напишу вам свое мнение по этому поводу, а подписывать не буду.

— Нет, нет, спасибо.

С самого начала за кампанией зорко следили аккредитованные в Москве иностранные журналисты. Как ни старались их ограничивать органы безопасности, они по-журналистски умело вынюхивали все детали и передавали их в печать и на радио своих стран. Весь мир возмущался разгулом этой антисемитской кампании. Услышав об этом письме, журналисты захотели узнать мнение Ильи Эренбурга: он был самым видным советским евреем — лауреатом международной Сталинской премии мира. Эренбург, конечно, имел свое мнение, но высказывать его вслух, к тому же иностранным журналистам, он боялся. Вся кампания была для его нервов новым изощренным испытанием. Все же за границей сумели узнать, что его хотели сделать одним из «подписантов». У Эренбурга было много друзей на Западе, где он годами жил в молодости и куда часто ездил. В печати сразу поднялся шум: «Илью Эренбурга хотят заставить подписать письмо против евреев». Одним из его близких друзей был всемирно известный художник Пабло Пикассо. Узнав об этом, он написал во французскую газету: «Я заявляю, что если моего друга Илью Эренбурга будут заставлять выступать против его совести, я выйду из коммунистической партии». Протест и угроза Пикассо грозили международным скандалом. Это избавило Эренбурга от необходимости подписывать издевательское коллективное письмо. Но вместо этого он написал письмо самому Сталину. По форме оно могло считаться верноподданническим, а по смыслу было протестом:

«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!

Вы знаете, как глубоко я Вас уважаю, и если Вы лично считаете, что мне следует подписать коллективное письмо против евреев, конечно, я должен буду его подписать…»

Далее, специально стилизуя партийный стиль, изобилующий алогичностями, риторикой и противоречиями, он доказывал, что если письмо будет опубликовано и евреев депортируют, то пострадает репутация Коммунистической партии, а вместе с ней — и авторитет лично товарища Сталина.

По всей вероятности, письмо Эренбурга заставило Сталина задуматься — то резкое первое коллективное письмо осталось неопубликованным, но подготавливалось второе. И параллельно на 6–7 марта готовился публичный суд над врачами-отравителями.

55. Заключение специалистов

Как всякому фавориту, Рюмину угодничество сулило дальнейшее повышение. Новый министр Игнатьев и даже сам Берия стали опасаться его. Вблизи диктатора от страха не свободен никто. Берия знал, что Сталин недоволен им: почему не он раскрыл заговор? А недовольство Сталина было смертельно опасно, все предшественники Берии, включая Ягоду и Ежова, были расстреляны. Поэтому теперь он старался помогать Рюмину деловыми советами по заговору врачей-отравителей — как-никак у него все-таки было больше опыта в таких делах.

— Ваша задача получить квалифицированные профессиональные заключения о вредительстве профессоров, их надо получить тоже от крупных профессоров. Это никогда не помешает. Я бы посоветовал следующих товарищей:

Профессор Александр Мясников, академик, директор Института терапии;

125