— Да, ты точно определил — все мы были червячками. Ну а как твоя жизнь вообще?
— Что сказать? У меня два больших сына, в медицину они не пошли. С женой у нас сложные отношения. Ни я, ни она никогда не были полностью счастливы друг с другом.
И опять, как когда-то очень давно, когда она только родила Лилю и приходила в институт просить академический отпуск, а он встретил ее и сказал, что после нее никого не любил, Мария с горечью почувствовала, что она, пожалуй, разбила жизнь хорошего человека.
Рюмина и Игнатьева везли на расстрел. Они сидели зажатые в тесных кабинках железного «ворона», как когда-то там сидели тысячи приговоренных и их предшественники Ягода и Ежов. Обычно карательный взвод стрелков под командованием лейтенанта не знал, кого привезут расстреливать: суды и приговоры проводились секретно. Но весной 1953 года на расстрел ждали команду «врачей-отравителей». И вот пришлось наставлять дула винтовок на своих бывших начальников. В газете появилось краткое сообщение: «Приговор приведен в исполнение». Строкой ниже сообщалось, что у врача Лидии Тимашук отобрали орден Ленина.
На суде Рюмин признался, что сфабриковал заговор «врачей-отравителей», что ему содействовали в этом Игнатьев и Берия. Он дал показания о том, как избивал членов Еврейского антифашистского комитета и профессоров Кремлевской клиники. Ему пришлось признаться, что из карьерных соображений он безосновательно обвинял тысячи людей, в том числе шведского дипломата Рауля Валленберга и советского сержанта Александра Фисатова. Документы на Валленберга были потеряны, по официальным сведениям его уже не было в живых, хотя ходили слухи, что его видели в каких-то тюрьмах. Его так никогда и не смогли найти. Сержанта Александра Фисатова было приказано разыскать в лагере, освободить, привезти в Москву.
Лиля все больше и больше влюблялась в Виктора Касовского. Она старалась быть поближе к нему на занятиях и на лекциях, ожидая хоть какого-то теплого слова или взгляда. Она даже сердилась на себя: «Жду от него ласки, как собачка от хозяина!» Но ничего не могла с собой поделать и опять подвигалась поближе — ее тянуло к нему как магнитом, магнитом влюбленности. Виктор был позером, при девушках вел себя довольно развязно, любил рассказывать двусмысленные, а то и просто циничные анекдоты, каких Лиля никогда раньше и не слышала. Девушки сердились:
— Витька, не хами!
Он отвечал, напуская на физиономию подкупающую наивную улыбку:
— Подружки, но вы ведь должны знать поговорку: курица — не птица, медичка — не девица.
— Ну тебя к черту…
Впрочем, некоторым из них его соленые шутки нравились, они охотно смеялись и кокетливо грозили ему пальчиком: видно было, что это их интересует.
Лиля смущалась больше всех. Она делала брезгливую гримаску, надувала губки и морщила носик. Он это заметил и часто поддразнивал ее, обращая свои остроты именно к ней. А она продолжала принимать эти подколки за знаки внимания, ей так хотелось.
В другой раз он подзывал их, показывая что-то:
— Дамы, дамы, смотрите сюда.
— Витька, мы еще не дамы, мы девушки.
— Да? Ну что ж, это ваша проблема, и она скоро решится. Только имейте в виду, что все дамы делятся на три категории: на «дам», «не дам» и «дам, но не вам».
— Опять ты за свое!
— А что такого? Вы должны знать, что вас ожидает. Запомните эти строчки:
Лучшее из наслаждений
На самом деле —
Это совокупность движений
Вдвоем в постели.
— Откуда ты вычитал такую пакость?
— Я не вычитал, я сам сочинил.
— Так мы тебе и поверили, что сам!
Но постепенно все поверили, что он действительно сочиняет стихи. А любительница поэзии Лиля влюбилась в него из-за этого еще сильнее.
Однажды в перерыве между лекциями, стоя в холле, Лиля заметила его какой-то особенно пристальный взгляд: он как будто разглядывал и даже оценивал ее. Она смутилась, но ей стало приятно. А после лекции он невзначай сказал:
— А знаешь, Лилька, я впервые заметил, что у тебя, оказывается, красивые ноги — стройные и длинные.
Она залилась краской удовольствия и не знала, что ответить. Значит, он все-таки обратил на нее внимание. Надо было бы сказать в ответ что-то, чтобы привлечь его еще больше, но что?.. Через несколько дней, на занятиях по анатомии, Виктор сообщил:
— Ребята, девчонки, я сочиняю цикл стихов «Анатомия любимой». Про разные там женские анатомические детали. Хотите послушать первый стих под названием «Ножки»?
Мальчишки заранее заулыбались, предвкушая что-ни-будь не очень пристойное, а девушки нерешительно предложили:
— Ну давай, читай, если не очень неприлично.
— Подружки, что же может быть неприличного в ножках?
И он прочитал с ласковым и игривым выражением:
Скрыты юбкой по колено
Ножки стройные у вас,
С них украдкой неизменно
Не свожу я жадных глаз;
И, скользя наверх за ними,
Потерял совсем покой —
Только ножками одними
Вечно занят разум мой.
Как они умеют скрыто
Приманить, потом спугнуть,
Топнуть об пол так сердито
И кокетливо чуть-чуть,
Как, играя, незаметно
Могут все они сказать;
Неужели, ножки, тщетно
Суждено мне вас желать?
Я прошу совсем немножко,
Каплю вашего огня —
Ах, придите, прелесть-ножки,
Ах, раздвиньтесь для меня.