Чаша страдания - Страница 40

— Сам товарищ Сталин советовал вам ходить в храмы веры?

— Почему же нет? Он учился в духовной семинарии в Тифлисе и знает, как произносят притчи.

— Вот я и хотел вам сказать: в синагогах нас приглашают читать молитвы, но мы ведь большевики.

— Я знаю об этом. Ничего страшного. Мы запрашивали Москву, и нам ответили: «Пусть собирают деньги, все остальное не имеет значения».

Дипломатическая карьера Андрея Громыко была одним из самых типичных случаев того, как из рабоче-крестьянского слоя населения выделялась советская интеллигенция. Он родился в белорусском селе Громыки, учился уже в советское время в Минском экономическом институте и стал партийным выдвиженцем. В 1934 году, после того как арестовали многих кадровых профессиональных работников Министерства иностранных дел, там образовалась нехватка кадров. Ее заткнули группой неподготовленных членов партии рабоче-крестьянского происхождения. Главным критерием, кроме происхождения, была их идеологическая верность программе партии.

В этой группе был и тридцатичетырехлетний Громыко. Неожиданно для него самого его сразу сделали заведующим отделом стран Америки. На таком ответственном посту ему пришлось начинать с азов — учить английский язык и обучаться тонкостям сложного искусства дипломатии. В 1943 году его прислали в Америку советником посольства и затем назначили послом, заменив им Максима Литвинова.

* * *

Евреи победнее селились в нижней части Восточного Манхэттена. Там они сумели устроить себе жилье по типу настоящего еврейского местечка штетеле: повсюду мелкие лавочки, все торгуют, все знают друг друга. Большинство состоятельных евреев жили в своих домах в Бруклине. Михоэлса приглашали и возили туда. Он побывал в части Манхэттена, которая называлась «Брэдфорд стайвесент», — это был процветающий еврейский район с красивыми особняками в глубине садов. Там ему показали Еврейский госпиталь — лучшее лечебное учреждение города. По госпиталю его водил главный хирург профессор Ниссен, немецкий еврей, сбежавший от фашизма. Он сказал:

— От имени нашего Еврейского госпиталя я передаю в дар Советскому Союзу тысячу доз нового мощного противовоспалительного лекарства пенициллина. Это лекарство спасет жизни тысяч раненых.

Михоэлс ничего не знал о пенициллине, которого еще не было в России.

Его повезли в Принстон на встречу с Альбертом Эйнштейном, который работал в этом университете. Эйнштейн был беженцем из Германии, он хорошо знал о зверствах немцев по отношению к евреям и сам был председателем американской комиссии по помощи советским евреям. Эйнштейн сказал Михоэлсу:

— Немцев и японцев надо победить как можно скорее, иначе погибнет много людей. Как физик, я знаю, что можно создать оружие неимоверной разрушительной силы. Недавно мне сообщили, что немецкие ученые разрабатывают его. Поэтому я решил написать письмо президенту Рузвельту, чтобы у нас тоже начали работать над таким оружием.

* * *

Не все проходило гладко на встречах с евреями. Нередко гостей начинали придирчиво расспрашивать о жизни евреев в Советском Союзе. Они рассказывали, что после революции евреи впервые стали полноправными гражданами, многие получили образование, стали профессионалами, учеными. Им говорили:

— А как же тридцать седьмой год? У нас писали о зверствах Сталина.

Отвечать на эти реплики было непросто. Михоэлс говорил за них обоих:

— Я не знаю, что писали у вас. Но посмотрите на меня и на Ицика — мы живем и работаем, свободные, счастливые, у нас есть еврейский театр, наши поэты и писатели пишут на еврейском языке, мы издаем еврейскую газету.

О тысячах других, арестованных и погибших, он умалчивал.

Находились в залах и провокаторы из бывших белых офицеров. В середине выступления они вдруг вставали, запевали гимн старой России «Боже, царя храни» и кричали:

— Вы убийцы нашего царя! Верните нам нашу Россию!

Обычно их силой выводили из залов.

Другой неприятной стороной миссии Михоэлса стали разговоры некоторых американских евреев о возможном образовании еврейского государства Израиль. Михоэлс не хотел участвовать в политических играх. Он был актером и представителем своего комитета по сбору пожертвований. Он понимал, что в 1943 году, когда ход войны с фашизмом еще не был окончательно предрешен, строить какие-либо планы об образовании самостоятельного государства было слишком рано. К тому же он помнил судьбу своего друга Михаила Кольцова, который поплатился жизнью за слишком активное политическое участие в войне между республиканцами и Франко в Испании.

Эренбург в Москве говорил Михоэлсу, что собирался записывать материалы о зверствах немцев в специальную «Черную книгу». Оказалось, что американские активисты тоже делали нечто подобное и без ведома Михоэлса внесли в свою «Черную книгу» материал о нем как о стороннике создания Израиля.

Через несколько лет это сыграло роковую роль в его судьбе.

* * *

На западном берегу страны, в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, у Михоэлса тоже были интересные встречи. Он впервые встретился с великим киноартистом Чарли Чаплином. Оба актера низко склонились друг перед другом, выказывая взаимное почтение к таланту. Чаплин сказал:

— Знаете, мистер Михоэлс, я провел целое расследование и пока не нашел в себе еврейской крови. Но я не теряю надежды, что найду.

Он уговорил своего друга, газетного магната Херста, и оба они пожертвовали по десять тысяч.

Потом были встречи со знаменитыми беженцами из Германии — Лионом Фейхтвангером, Томасом Манном. Оба писателя тоже с большим уважением отнеслись к Михоэлсу и дали пожертвования.